Ши молча кивнул.

Тут странное создание снова перевело взгляд на Ян и смотрело на неё долго и неподвижно.

Потом оно махнуло на нас рукой, отправляя в путь.

Мы с мастером Ши вышли на крыльцо. Вокруг нас стоял ровный шум и плеск, дождь занавесом висел с конька крыши. Ши посопел и плюнул в темноту, потом повернулся и повёл нас по галерее куда-то, откуда, усиливаясь, доносился всё тот же запах.

«Аптека, – вдруг понял я. – Очень большая аптека».

ГЛАВА 26

ВЕЛИКАЯ РЕКА

Но если это бьша и аптека, то она явно собиралась, вся или частично, в путешествие. У той стены, где мы раньше видели ослика, под навесом угадывалось не меньше двух десятков тёмных груд – так же остро и сложно пахнувших свёртков, сосудов, бамбуковых ёмкостей разного объёма. Между ними бегали, шлёпая по лужам, насквозь мокрые даосы. Мелькали бесполезные зонтики. Ослики, пережидая дождь, толпились под другим навесом, у самых ворот.

Мастер Ши отвёл нас в какую-то каморку, где нам с Ян выдали одинаковые, лишённые признаков пола серые одежды из дешёвого льна. Они, как ни странно, пахли свежестью и речной водой. Мастер Ши с одобрением наблюдал за нашим (и особенно Ян) переодеванием, решив, наверное, что увиденное на полянке даёт ему право и дальше продолжать наблюдения за её анатомией.

Нам выдали также сандалии и простые головные повязки, а высоких, расширявшихся кверху серых шапок мы не были удостоены. Затем мастер Ши заскорузлым пальцем нарумянил нам щеки и выкрасил в чёрное брови и мою светлую бородку. Я одобрительно кивнул: не считая выдающегося согдийского носа, я теперь был не очень отличим от прочих даосов, да и Ян хорошо вписалась в здешнюю толпу.

Я покосился на неё: что за чудо, она выглядела так, будто уже провела годы в этом монастыре, среди этих людей. Её не волновало ничто. Лицо её было расслабленным и, я бы сказал, скучным. И это женщина, которую ещё вчера хотели убить сотни хорошо вооружённых воинов? А позавчера она повелевала сотнями, если не тысячами слуг и придворных?

Чудо из чудес – поскольку дождь все так же ровно шумел в темноте, и делать пока было нечего, – мастер Ши принёс нам с Ян по миске поистине великолепного – пусть и еле тёплого – супа, в котором плавали нежные кусочки соевого творога и ломтики капусты. Поскольку никаких палочек к нему не прилагалось, мы с Ян, не сговариваясь и не переглядываясь, употребили в дело пальцы, выпили бульон через края чашек и вымыли пальцы под струями бежавшей с крыши воды.

– Ты видела… это, что с нами говорило? – тихо спросил я её, стараясь избегать определения «человек». – Что это было?

– Он? Ну, бессмертный, – без интереса отозвалась Ян, кладя на язык последний кусочек соевого творога.

Она произнесла это так, как будто речь шла о каком-нибудь продавце западного хлеба у квартальных ворот. У меня отпало малейшее желание продолжать расспросы.

Тут я вдруг понял, что вокруг стоит тишина, а вода лишь изредка капает с ветвей и ещё журчит по дорожкам. Мы высунули головы из-под навеса, принюхиваясь к свежему запаху листвы и земли. Разбрызгивая лужи, из темноты возник человечек успокаивающе маленького роста, но заросший поистине дикой бородой. Посмотрел на нас – и особенно на меня – с большим недоверием, покрутил головой и пошёл дальше.

– Мастер И, – с почтением сказал мастер Ши. – Ты, – он ткнул в меня пальцем, – будешь, как сказал мастер Вэй, его учеником и помощником. – Да-а!!! – обрадовался он. – А вот как тебя будем называть?

Относилось это явно лишь ко мне, Ян вообще как бы не считалась.

– Стоит ли вспоминать, как меня звали в прежней жизни? – абсолютно по-даосски отозвался я, заслужив почти уважительный взгляд мастера.

– Чэнь, – сказал он после недолгого размышления. – Ты будешь теперь мастер Чэнь.

– Почему Чэнь? – поинтересовался я, чувствуя после супа истинно даосскую благорасположенность ко всему сущему.

– А потому, что мастер И, мастер Ши, мастер Яо и мастер Гань у нас уже есть! – заявил этот достойный человек. И, на тот случай, если имел дело с безнадёжными идиотами, не способными понять, что такое юмор, мастер Ши раскрыл рот, усаженный редкими неровными зубами, и захохотал.

Кап, кап, сказали последние невидимые капли, стуча по невидимой крыше. И непроглядно тёмный двор окончательно ожил. Меланхоличные ослики выстраивались в цепочку, вьюки взваливались чьими-то руками на их круглые спины. Мне показали одного из этих животных, я ощутил вокруг себя мягкие тюки, взял вручённый зонтик, он же – погонялка. Ослики разом тронулись во тьму, я успел только удостовериться, что Ян покачивается прямо передо мной. А ещё успел подумать, что в последний раз я спал не больше двух страж – между кунжутной лепёшкой и рассветом минувшего дня. И что я хотел бы улечься под любым кустом или деревом прямо в лужу и спать остаток ночи, потом весь день и ещё сколько позволят.

Дальше… дальше была жуткая, изматывающая дорога, провалы в сон, ещё одна миска съеденного уже без всякого аппетита супа, приготовленного кем-то на костре. Дорога с крестьянскими повозками, проносящиеся по ней всадники в военных мундирах (у меня даже не было сил обращать на них внимания, но и они – если даже и искали офицера гвардии с женщиной, – не желали замечать караван даосов). Ночь на тюках, потом снова путь и ещё одна ночь. И – неожиданно возникший перед нами город, небольшой, с полуразвалившимися глиняными бурыми стенами и несерьёзного вида сторожевыми башнями, какой-то уездный центр, скорее похожий на большую деревню.

Караван наш прошёл сквозь его пахнущие дымом и гудящие от толп улицы, остановившись у ворот монастыря, до мелочей похожего на тот, что мы покинули Серые фигуры, лежавшие на земле у его ворот, с нашим приближением оживились, начали подниматься и стягиваться ко входу. Некоторые передвигались лишь с чужой помощью или на носилках.

Мы триумфально вошли в монастырь, и началось то что происходило потом всю нашу долгую дорогу: стоны людей, пальцы мастера И, показывающие мне на больное место, – чужие спины, ноги, шеи, саднящие кисти моих рук.

Я помню первого своего пациента: бородатый мастер И мгновенно прощупал онемевшую руку тощего торговца, потом начал нести что-то неразборчивое, а другой даос, видимо – обитатель этого монастыря, внимательно слушал. Потом мастер И махнул мне рукой и показал несколько точек на плече и возле кисти торговца. Я положил руки на это костистое плечо, пальцы мои задвигались сами.

– Хэй, – сказал мастер И почти довольным голосом и отвернулся.

– Масло, – сказал я ему после десятого больного. – Почему вы не пользуетесь маслом с травами? Оно согреет сустав.

– Потому, – отозвался И, – что это будет делать здешний лекарь, уже после нас. А какие масла вы используете там, на Западе?

– Самое лучшее – с ядом серой змеи, раздувающей голову и стоящей на хвосте, – сказал я, слегка засмущавшись. – Это дорого, но очень хорошо. Маленький, совсем маленький кристаллик на большую миску масла, размешивается очень долго. Главное потом-не попасть этой рукой себе в глаз.

– И кто это у вас там упрашивает серую змею дать немножко яда? – страшно заинтересовался мастер И.

Я начал подробно объяснять, как прижать змею к земле с помощью большой палки, взять её пониже головы, вставить ей между зубов кинжал, чтобы она его укусила. Мастер И позвал ещё пару даосов, и после долгого разбирательства они все вместе облили меня презрением.

– Желчь питона лечит – ну, например, от кровавых поносов, это известно, но яд? Да ты почитай «Рецепты ценой в тысячу золотых» почтенного Сунь Сымяо – где там говорится о змеиных ядах? А это как-никак триста свитков. Вот ты лучше расскажи о тохаристанском лекарстве с гор, которое помогает отрастить обратно отрубленную конечность, – жадно блеснул глазами мастер Ли, который специализировался на гнойных и обычных ранах, уколах, порезах и прочих неприятностях.

– Увы, – попытался я урезонить его, – я часто пользовался каменной смолой, её находят в горах Тохаристана, растворяют в воде или вине, и она отлично заживляет раны. Но лекарства, о котором вы говорите, нет – его долго искали, я слышал разговоры о нём, но наши лекари решили, что его не существует.